Большой Бейсуг

Давно это было. Уже тысячу лет назад. Киевский князь привез из Византии на Русь несколько духовных лиц, служителей христианской церкви. По его приказанию всех идолов сбросили в реку или сожгли. Все население стольного града от мала до велика загнали в реку, святые отцы прочитали молитву, осенили толпу крестом и отпустили с миром. Так началась на Руси эпоха владычества христианской церкви, а вместе с тем и эпоха многовековой борьбы древнерусских языческих имен с христианскими.

Дело в том, что христианство с самого начала стало государственной религией и лояльность к святой церкви рассматривалась как обязательнейший показатель лояльности к власти светской, будь то князь, великий князь, царь или император. А в соответствии с церковными законами один из важнейших христианских обрядов — крещение — включал в себя обязательное наречение новоиспеченного христианина именем одного из православных святых. Причем, не любого святого, а одного из тех, что празднуются на восьмой день со дня рождения или в промежуток между ними. Правда, для девочек эти пределы часто расширялись, так как святых женщин было еще маловато.

Но что за странные были это имена для русского уха: И-о-анн, Фе-о-дор, Фе-о-фи-лакт, А-лександр,. Фис-пе-си-я, Яз-дун-док-та. Язык сломаешь, пока выговоришь. И неизвестно, что они обозначают. А вдруг худое что!? То ли дело свои-то имена! Все ясно, все понятно: Бык, Ворона, Сморчок, Дубина, Милава, Несмеяна, Красава, Ждан, Нечай, Грязной. Да и княжеские возьми: Мстислав, Святослав, Любомир, Володимир, Милонег, Верхослава, Доброгнева, Людмила - тоже все ясно. Нет уж, христианское имя пусть будет, раз так надо, но и свое не помешает.

Дети - это наше будущее. Многие родители задаются вопросом, чем кормить ребенка после года. Разработаны методические рекомендации именно для того, чтобы у детей раннего возраста было лучшее будущее. Питание ребенка после года существенно отличается от вскармливания на первом году жизни. Ребенка надо переводить на другое, «взрослое» кормление.

Так, вероятно, рассуждали наши далекие предки, встав перед необходимостью принимать вместе с крещением и новые имена. И выдвигаемые ими доводы были более чем основательны. Выше мы с вами уже ознакомились вкратце с историей личного имени и знаем, что имя для человека было не просто выделительным знаком: с ним в народном сознании связывались счастье, удача, болезнь, смерть, сила и слабость. Несомненно, что в Древней Руси имена воспринимались точно так же. Правда, до недавнего времени к личным именам подходили только как к фактам языка, без сколько-нибудь глубокого анализа процесса имянаречения, связанных с ним обрядов, суеверий. Поэтому обычны были, например, такие классификации:

«Древние русские имена были своеобразными характеристиками людей. Имя давалось человеку как примета, по которой можно было выделить его из семьи или рода.

В одних случаях человек характеризовался по какому-либо внешнему признаку, в других — по моральным качествам, по положению в племени или семье, по отношению к нему родителей и сородичей, а иногда — по роду его занятий. Последнее было возможно потому, что имена в старину давались не только в раннем детстве, как теперь, но и в зрелом возрасте. При этом взрослое имя часто жило одновременно с детским.

Вот несколько древних русских имен-характеристик:

по внешности человека: Мал, Вел, Косой, Рябой, Кудряш, Черныш;

по черте человеческого характера: Добр, Умник, Храбр, Горд, Молчан, Дурак, Волн;

по месту в семье: Первый, Второй, Друган, Третьяк, Ждан, Нечай, Меньшак, Старшой;

по профессии: Кожемяка, Селянин, Воин и другие».

Нет необходимости называть автора, ибо такого мнения придерживалось подавляющее большинство лингвистов, Занимавшихся русской антропонимией. Поэтому важно не кто, а что и как анализирует.

Давайте разбираться вместе. Не будем придираться к определениям типа «имена являются характеристиками людей», хотя и они далеко не точные. Но вот автор перечисляет характеристики, по которым давались имена, и это нас сразу настораживает. Называли ли в то время человека по внешнему виду? Конечно. Вел, Кудряш, Черныш могли быть такими именами. Только внутренний смысл наречения состоял не в описании лишь внешнего вида младенца: это были одновременно и имена-обереги. Ведь Вел, Беляй, Белка, Кудря, Кудряш, Черня, Чернава, Черныш были и заяц, и баран, и теленок, и другие животные. Имена с корнем черн- к тому же могли иметь и другой смысл: плохой, злой, гадкий (черная зависть, черная злоба и т. п.), т. е. показывать «злым духам», что перед ними плохой, черный человек. А духам плохие не нужны. Таких у них своих, видно, хватало. С этим же смыслом нарекали именами Косой, Рябой. Какая же мать или отец еще грудного ребенка признает дефективным? Это явные имена-обереги.

Имя Мал попало в разряд «по внешности человека» явно по недоразумению. Это имя из серии «по месту в семье», ибо Мал, Малой, Малыш, Меньшой, Меньшак — так называли самого младшего в семье или того, на ком предполагали остановиться.

Рубрика «по черте человеческого характера» еще менее соответствует реальной ситуации наречения. Назвать младенца Добр, Умник, Храбр, Горд, Боян можно только в плане пожелания, но никак не по черте его характера. Дурак — явное имя-оберег. А вот Молчан может быть и характеристикой спокойного ребенка и, наоборот, именем-пожеланием для плаксивого. То же касается и имени Нечай: мальчик мог быть действительно неожиданным (не чаяли уже иметь мальчика, все девочки шли) или обычным именем-оберегом (раз нечаянный, значит не особо родители и жалеть будут, если злые духи приберут его к себе, а это духам не интёресно). То, что автор относит к рубрике «по профессии», является скорее именами- пожеланиями.

Что же касается замечания автора о том, что в старину имена давались не только в раннем детстве, но и в зрелом возрасте, то здесь какое-то недоразумение. В известной нам литературе факта получения нового

имени при инициации, как и самого обряда, пока не отмечено. Возможно, автор имеет в виду смену имени при болезнях?

Обряды и суеверия в древней Руси, связанные с личными именами, пока еще не описаны сколько-нибудь полно. Поэтому мы расскажем лишь о том, что нам удалось найти в литературе.

В Древней Руси верили в то, что вместе с именем можно передать человеку и те свойства, которые заключены в его лексическом значении (Храбр, Добрыня, Умной, Красава, Ярослав и т. п.), либо те качества, которыми обладал его покойный тезка. Считалось, что не следует сообщать своего имени незнакомому человеку, чтобы не оказаться под влиянием его колдовства. Настоящее запретное имя называлось «тайным именем», так как оно держалось в строгой тайне. Еще в ХУI — ХУII веках русские имели часто по три имени: одно прозвище (не христианское) и два христианских имени, полученных при крещении. Из двух последних одно было явное, открытое, а другое тайное, известное только самому носителю его, его духовнику и самым близким к нему лицам. «Делалось это,— пишет историк Н. И. Костомаров,— по верованию, что лихие люди, зная имя человека, могут делать ему вред чародейственными способами и вообще иногда легко сглазить человека; поэтому в глазах людей прикрывались чужим именем, скрывая настоящее. Случалось, что человека, которого все знакомые знали под именем Дмитрия, после кончины на погребении духовные поминали Федотом; и тогда только открывалось, что он был Федот, а не Дмитрий».

Двуименность — один из интереснейших и сложных этапов эволюции русского именника. Отсутствие каких-либо сведений о системе наречения у русских до принятия христианства не дает возможности говорить с уверенностью о существовании двуименности в то время. Однако консервативность обычаев и обрядов позволяет предполагать, что двуименность возникла не вдруг с принятием христианства, что она была известна русским как своеобразная охранительная система и до крещения Руси, хотя, может быть, и не так широко распространена. Принудительная христианизация лишь чрезмерно расширила границы этого явления, распространила его на все население как знак протеста против насилия византийской церкви. Подобная ситуация возникала и у других народов, подвергшихся христианизации.

Так, у христианских народностей Закавказья по семейным спискам 1866 года употребляется наряду с христианскими календарными именами множество имен некалендарных. Такие имена попадаются у картлийцев, имеретин, у тушин, пшавов и хевсуров, у осетин, сванов и, наконец, у армян-григориан,

У удмуртов Завьяловской волости дети наряду с христианскими имели и языческие имена. Последние давались «бабушками», исполняющими должность повитух при родах: по обычаю до совершения над младенцами обряда крещения им должны были давать так называемые банные имена (мынчо ним). Имена были связаны с событиями, во время которых рождались дети, или с временами года. Так, например, если ребенок родился весной, во время появления скворцов, он получал имя Юбер (скворец), если во время сенокоса — Кусо (косы). Во время уборки хлебов с полей давали имена: Кабан (скирда), Ючис (кол, на котором вешают снопы). Но такой обычай постепенно стали забывать и давать уже христианские имена, легкие для произношения. И такие имена за иными оставались до самой смерти, несмотря на то что при крещении давалось другое имя.

В финляндской Лапландии считали, что от одного крещения в церкви ребенок никогда не сделается счастливым. Считали даже необходимым смыть с ребенка христианское имя. Поэтому тотчас после крещения в церкви проводили обряд наречения младенца по языческому ритуалу. Этот обряд назывался саменабма-лавго, что означало омовение лопарским именем. Чтобы узнать, какое имя следует дать ребенку, прибегали к колдовству, правда сравнительно редко. Обычно новорожденного нарекал кто-нибудь из умерших предков, являвшийся матери во сне, когда приближалось время родов. Именем же, данным при церковном крещении, ребенка никогда не называли. Ясно, что один из важнейших христианских обрядов лопари рассматривали как чистейшую формальность. Впрочем, не просто формальность, а и акт насилия. Вспомните слова приговора у лопарей при перемене имени от болезни: «...даю тебе новое имя, ты должен лучше расти от той воды, которую мы тебе даем, чем от той, в которой крестил тебя священник...» И в знак освобождения от прежнего, христианского имени женщина, совершавшая языческое крещение, дарила ребенку что-нибудь (перстень, пряжку и т. п.).

Интересно, что двуименность наблюдалась не только при насильственной христианизации народов, но и при насильственной исламизации. Академик В. А. Гордлевский писал по этому поводу: «Официально огузы — мусульмане, но это внешняя оболочка, и долго еще у них сосуществовали два имени: новое, мусульманское, и старое родовое имя или прозвище. Сохраняя старое имя, огузы-мусульмане инстинктивно вспоминают народное наставление: «Брать чужое имя, значит уподобиться чужой нации». Двойное имя наблюдается даже у придворной или служилой верхушки (куда, конечно, ислам должен был глубже проникнуть). Например: Зияэддин Кара Арслан (начальник арьергарда), Фафреддин Арслан Догмуш, Мубаризеддин Эртокуш... У простых воинов власть старых имен, конечно, была еще сильнее».

Точно такая же картина наблюдается и у русских. Вначале даже княжеская верхушка продолжала носить свои, привычные славянские имена. И в истории, в различных документах они известны под языческими, а не под христианскими именами. Владимир Мономах писал в своем «Поучении»: «Я... названный при крещении Василием, русским именем Владимир, отцом возлюбленным и матерью своею — Мономахами...» Но даже не каждый историк знает Василия Мономаха, хотя любому школьнику известно о деяниях Владимира Мономаха. В летописях разных лет встречаем: «Круглец, нареченный Евстафием», новгородский посадник в «крещении Иосиф, а мирскы Остромир», пономарь «имя крестное Яков, а мирьскы Творимир», преставился «князь Михайла, зовомый Святополком». Характерно, что, говоря о смерти князя Михайлы, летописец уточняет «зовомый Святополком». По христианскому обряду молить господа о рае для преставившегося раба божия можно только по календарному имени, поэтому имя Михайла стоит на первом месте, но сам факт уточнения летописца говорит о том, что в реальной жизни все знали князя как Святополка, а не как Михайлу.

В Ипатьевской летописи (ХII в.) славянские имена идут уже наряду с христианскими: Вячеслав из Турова, Андрей из Володимера, Всеволодка из Городка, Вячеслав Ярославич из Клечьска, Всеволод Ольгович, Иван Войтищич, Ростислав, Воротислав, Иванко, Давыд, Володарь, Роман, Брячислав, Жирослав Нажирович, Володьша, Всеслав Василькович и т. д. Естественно, что это в основном княжеское сословие, простые смертные в летописях упоминаются редко. Польский ученый Тадеуш Скулина, изучив письменные источники Х — ХIУ веков, подсчитал, что языческие имена встречаются в текстах в таком количестве: до Х века — 100 %, ХI — 71,4, ХII — 61,8, ХIII — 46,8, ХIУ век — 19 %. В ХУ—ХУI веках (по данным Р. Л. Сельвиной) они охватывали 11 %, и, наконец, в ХУII веке — 5 % (данные

Н. К. Фролова). Медленно, очень медленно привыкал народ к новым именам. Причем следует иметь в виду, что в официальных бумагах писцы уже в ХVI—ХVII веках старались записывать вначале не мирское (языческое) имя, а православное, Языческое имя все чаще стало выступать в роли дополнительного, уточняющего имени. Но в быту языческие имена еще употреблялись достаточно широко. В Рукописных синодиках (поминальных листах), где, казалось бы, должны быть только православные имена, исследователи обнаружили такие обычные языческие имена, как Волк, Чиж, Клоп, Ус, Сморчок, Добрыня, Пятой; Невежа, Нечай, Дружина, Ширяй и даже поп... Истома (!!!) Куда церковные власти смотрели, одному богу известно. Но, как говорится,— каков поп, таков и приход.

У знати — князей, да бояр — языческие имена к этому времени уже были давно и прочно забыты. Н. М. Карамзин писал, что последним Русским князем, носившим древнерусское имя, был Ярослав, сын Владимира Андреевича Храброго (ХУ в.). Вроде бы, наконец, все правоверными христианами стали князья да бояре. Ан нет. Не так-то просто отделаться от злых языческих духов. Уж вроде и не верят в них, а они все не отстают, проклятые. И порешили тогда люди знатные брать два имени тоже, но только оба христианские: одно тайное, а второе для всеобщего пользования. Вот и читаем в Галицкой летописи: «Родился князю Андрею сын Иван. Нарекоша ему имя Василий...» Вот так! Родился Иван, а назвали Василием. Тут сам черт ногу сломит, пока догадается, «кто есть кто», а не то что малограмотные духи.

Так и повелось: нарекают Филиппом, а зовут Юркой, нарекают Исааком, зовут Левкой, Евстафием — Мишкой, Карпушей — Ивашкой, Ивашкой — Агафонкой. Даже царской фамилии не давали покоя настырные духи: великому князю Василию III пришлось прятать свое имя Гавриил, великому князю Ивану III — имя Тимофей, а бедному царевичу Дмитрию не помогло и тайное имя Уар (видно, плохо хранил, ибо убиен был во младенчестве).

Все так странно перемешалось в народных верованиях той поры, что распутать этот клубок удается далеко не всегда. Судите сами (речь, конечно же, идет только об именах): вера в духов, а вместе с ней и имена-сбереги появились у восточных славян задолго до крещения. С приходом христианства широкое распространение получила двуименность. Но какое имя, христианское или языческое, предпочитали брать за настоящее,— неясно. Не доказано и то, что тайные имена были известны как предохранительная система еще до крещения. Если ответ будет положительным, то легко и просто объясняется переход от тайного имени в системе «языческое имя — православное имя» к тайному имени типа «православное — православное» . Если же ответ будет отрицательным, то причины возникновения института «тайных» имен придется искать в заимствованиях со стороны. Скажете, так ли уж важно это знать? Важно! Именно из таких маленьких деталей складывается картина исторического развития русского народа, его национальной психологии. А познание самого себя не менее, если не более, важно и сложно, чем познание физических законов микро- или макромира.

Знаете ли вы, что...

В одной из школ Гонолулу училась дочь владельца местного ресторана, имя которой не помещалось в классном журнале. Оно состояло из 102 букв и звучало по-гавайски примерно так: Напуамохалаонаонаанекавехцвехионакуахивеаненававакехоонка к - хаалекесаоагнайнананиакекеоао’гавайиикаванао, что значит:

Многочисленные прекрасные цветы гор и долин начинают наполнять Гавайи в длину и в ширину своим благоуханием.