Большой Бейсуг

КАЗАЧЕСТВО представляет собой одно из замечательнейших проявлений русской государственной народной жизни. Казак был одновременно и передовым колонизатором окраин государства, и хранителем границ этого последнего, и защитником русской национальности, и борцом за права социальные, и творцом оригинальнейших форм народного быта. В этой многотрудовой роли казачества кроется его историческая сила и значение: казачество развивалось рука об руку с развитием русского государства.

Долгое время у иностранцев и даже русских существовало крайне одностороннее и донельзя преувеличенное представление о казаках. Понятие о казачестве соединилось с понятием о грабеже; казак считался прежде всего разбойником и затем невежественным представителем рода человеческого; в истории культуры ему отводилось дикаря; в нем видели разрушителя начал цивилизации и по меньшей мере «злого татарина»; о казаках рассказывали всевозможные нелепости: казак по этим рассказам жил и кормился исключительно разбоем, он косил своею шашкой направо и налево головы мирных граждан просто из любви к искусству, не признавал ничего святого — ни семейных уз, ни требований религии, ни велений долга, всюду сеял вражду и разрушение; одним словом, всему казачеству приписывалось  то, что можно было сказать об отдельных его личностях; по отрывочным, частным, наиболее печальным эпизодам судили о целой истории казаков, и часто факты, оторванные от определенного прошлого, отождествлялись с последующей жизнью казаков.

С течением времени, однако, слухи, плотно окутывавшие жизнь казачества, благодаря незнакомству с ней, начали мало по малу развеиваться, нелепые понятия о казаках стали уступать место здравому смыслу с действительностью, казак из пугала превратился в интереснейший предмет исторических изысканий. И когда таким образом пошатнулась преграда, отделявшая факты от предрассудков, история вступила в свои права и дала казачеству на своих страницах очень почетное место.

Относительно происхождения казачества существует несколько исторических предположений. Одни видели в казаках потомков казаров, обитавших в древности в южной России; другие — производили казаков от черкесов; третьи — от черных клобуков; четвертые, наконец, приписывали появление русских казаков влиянию татар. В исторической критике накопилось достаточное количество фактов, позволяющих произвести правильную оценку всем этим предположениям и установить надлежащую точку зрения на происхождение казачества.

Отождествление казаков с казарами, очевидно, было обязано, как созвучию в названиях, так и тому обстоятельству, что и казары, и южнорусские казаки одинаково обитали в южной России. Слове «казак», как и некоторые другие названия — «кошевой, ватага, атаман», и прочие, употребляющиеся казаками, происхождения татарского, а пребывание разных народностей, хотя бы в одной и той же местности, но в различные исторические эпохи, нельзя еще считать доказательством в пользу одноплеменности этих народностей. Исторические сведения о казарах крайне смутны, отрывочны и неопределенны. Казары при этом были во всяком случае не славяне. Таким образом, при наличности одних уже отмеченных фактов, предположение о племенном родстве казаков с казарами само собой отпадает.

Еще менее выдерживает критику мнение о единстве казаков с черкесами. В языке, за исключением сходства слов «черкес и черкас», ни во внешней жизненной обстановка, ни а обычном праве, ни в религиозных верованиях и сказаниях, ни в народной поэзии — ни а чем, одним словом, нельзя найти тех общих точек соприкосновения, на основании которых можно было бы построить самую слабую догадку о происхождении казанов от черкесов. Рассматриваемое предположение является, следовательно, плодом ни на чем не обоснованного, произвольного умозаключения.

Таково же и предположение о происхождении казаков от черных клебуков.

Наибольшего вероятия заслуживает гипотеза о происхождении казачества под непосредственным воздействием на жизнь русского народа со стороны татарского племени. Но и этой гипотезой можно пользоваться лишь с крайней осторожностью и при неприемлемом условием разграничения фактов, характеризующих самостоятельное развитие русского народа, от фактов, представляющих продукты чуждых влияний на русскую жизнь.

В исторических трудах и документах сохранились прямые указания на факты того и другого рода, обусловившие появление и развитие казачества. Уже само по себе то обстоятельство, что русский народ был долгое время под игом татар, делает вполне вероятным предположение о влиянии татарских военных порядков на склад русской военной жизни. Сильный военный враг мог дать нечто вроде образцов такого военного строя, при освоении которых русскими становилась возможной борьба с этим врагом впоследствии. Целая масса слов татарских, каковы: «казак», «атаман», «кош», «кошевой», «бунчук» и тему подобные, усвоенных казаками, были несомненным результатом таких заимствований и приспособлений. А главное, казаки, как легкие передовые воины, были созданы татарской военной жизнью и существовали у татар прежде, чем появились у русских.

Как известно, слово «казак» означало у татар «бродягу», «вольного воина», «наездника». До последнего времени существования Крымского ханства, татары называли казаками особую часть своего войска, составляющую передовые, легкоконные, наезднические отряды. Очень может быть поэтому, что первоначально у татар казаки представляли собою лишь особый вид армии, имевшей специальное назначение для разведок, мелких передовых стычек и тому подобное; но с течением времени этот вид татарского войска получил более самостоятельное и обособленное существование. Так, литовские летописцы, упоминая о четырех татарских ордах, имевших своих ханов, именно: Заволжской, Астраханской, Казанской и Перекопской, присоединяют к ним пятую орду — Казацкую. Казацкая орда не признавала над собой ханской власти и составляла сброд самых отчаянных голов и была, по-видимому, на худом счету даже между татарами. Из исторических актов известно, кроме того, существование казаков азовских, белогородских и перекопских, игравших между татарами также более или менее самостоятельную роль. Азовские татарские казаки выделялись из Золотой Орды и образовали самостоятельную часть, занимаясь набегами и разбоем в пространстве между Крымом и Московской Украиной.

Так, в XVI столетии Великий князь московский Василий Иванович  жаловался турецкому султану, что азовские татарские казаки наносили вред пограничным частям его государства и помогали Литве в войне ее с Москвою. В 1510 году Сигизмунд 1, Великий князь Литовский, заносил жалобу крымскому хану на перекопских, казаков, тревоживших Литву. Во всех этих случаях оказывалось; что татарские казаки делали набеги самовольно. Самовольство это было так велико, что татарские казаки мешали даже правильному сношению Московского государства с Крымом. Бывали случаи, когда московские послы выжидали на Украине времени для проезда в Крым, так как «поле было нечисто от азовских казаков». Одним словом, татарские казаки из специальных органов татарских полчищ образовали, по-видимому, более или менее самостоятельные шайки, живущие набегами и грабежом и мешавшие как правильным сношениям русских с соседними народностями так и поступательному ходу южнорусской колонизации.

Такая роль татарских казаков в южной России несомненно должна была навести русских на мысль об освоении этого рода воинов для борьбы с татарами. Чтобы сделать успешной борьбу, русским приходилось заимствовать ту военную организацию и способы войны, которые употреблялись их противниками, И действительно, русские удельные князь, литовские первоначально прибегли к татарским казакам, как к наемной военной силе. Состоявшие на службе у этих князей казаки-татары употреблялись как провожатые наездники в степях. В грамоте 1516 года, данной при Сигизмунде Августе, Великом князе Литовском, на имя черкасского старосты, упоминается о 24 казаках белгородских, поступивших на службу к литовскому князю. Из прилагаемого к грамоте списка имен видно, что все 24 казака были татары. Из последующих исторических фактов известно также, что у татарских казаков бывали иногда атаманами русские, а у русских наоборот татары.

Наемные татарские казаки играли, однако, очень незначительную, во всяком случае, пассивную роль в политических судьбах русского народа. Таких казаков было мало, да и положиться на них было невозможно русским государям и людям. Военные преимущества русских перед татарами стали ощущаться лишь тогда, когда у русских появились свои собственные казаки, связанные единством веры и национальности. Так, образовались казаки рязанские, смоленские, путивльские, запорожские и донские. Если не считать отрывочного указания е существовании кримпинских казаков на Дону при Дмитрии Донском (1380 год), то наиболее ранние известия в летописях встречаются о рязанских казаках. Занимал юго-восточную часть русских окраин и соприкасаясь таким образом с главными полчищами татар, рязанское княжество более, чем другие пограничные области, подвергалось набегам татар, а следовательно, и более других областей нуждалось в казаках, как лучших разведчиках движений татарских орд. В юго-западной России при Сигизмунде I и Сигизмунде Августе было уже два рода казаков: правительственные и вольные. Первые набирались старостами, назывались по их именам и находились под их началом; вторые собирались в вольные сборища, имели своих выборных предводителей и составляли до известной степени независимые военные дружины. В исторических актах под 1503 годом упоминаются черкасские, княж-дмитриевские казаки. С началом ХУI века становится вообще особенно сильным развитие казачества и постепенно расширяется его деятельность. Стремление к казачьей жизни к положению становится массовым, народным. В казаки идет население столько же по зову правительственных властей, сколько, если не больше, по собственному почину и побуждению. Развитие казачества осложнялось колонизационными процессами, борьбою за веру и национальность. Народные движения, хлынувшие широкою волною в этом направлении, охватили юг России на всем его протяжении, выдвинувши две наиболее замечательные отрасли казачества — запорожскую и донскую.