Вокруг талантливые трусы
И обнаглевшая бездарь!..
И только вы, Валерий Брюсов,
Как некий равный государь..
И. Северянин
Мне кажется, что поэзия Валерия Брюсова стоит как-то особняком от основного потока «серебряного века». И сам он, как личность, резко отличается от современных ему поэтов.
Он весь городской, кубообразный, жесткий, с хитринкой и очень волевой человек. Этот облик возник у меня после прочтения мемуаров о нем и различных литературоведческих статей, где его имя так или иначе фигурировало. Его не любили, как О. Мандельштама, Вяч. Иванова, И. Северянина или К. Бальмонта. В нем, видимо, не было определенного личного обаяния. Как, впрочем, нет обаяния в городском пейзаже. Я уверена, что на любой, пусть даже самый красивый, город никто не взглянет с таким умилением, как на сельский пейзаж.
Следует отметить, что такое направление его творчества было подготовлено семейными традициями. Воспитывали Брюсова, как он вспоминал, «в принципах материализма и атеизма». Особо почитавшимися в семье литераторами были Н. А. Некрасов. и Д. И. Писарев. С детства Брюсову прививались интерес к естественным наукам, независимость суждений, вера в великое предназначение человека-творца. «От сказок, от всякой «чертовщины» меня усердно оберегали, — вспоминал Брюсов, — зато об идеях Дарвина и о принципах материализма я узнал раньше, чем научился умножению. Нечего говорить, что о религии в нашем доме и помину не было… после детских книжек настал черед биографий великих людей... Эти биографии произвели на меня сильнейшее впечатление: я начал мечтать, что сам непременно сделаюсь «великим...». Такие начала воспитания сказались на всем дальнейшем жизненном и творческом пути Брюсова.
Основой поэтической практики и теоретических взглядов молодого Брюсова на искусство стали индивидуализм и субъективизм. В тот период он считал, что в поэзии и искусстве на первом месте сама личность художника, а все остальное — только форма.
Другой темой Брюсова стала тема города, прошедшая через все творчество поэта. Продолжая и объединяя разнородные традиции (Достоевского, Некрасова, Верлена, Бодлера и Верхарна), Брюсов стал, по сути, первым русским поэтом-урбанистом ХХ в., отразившим обобщенный образ новейшего-капиталистического города. Вначале он ищет в городских лабиринтах красоту называет город «обдуманным чудом», любуется «буйством» людских скопищ и «священным сумраком» улиц. Но при всей своей урбанистической натуре Брюсов изображал город трагическим пространством, где свершаются темные и непристойные дела людей: убийства, разврат, революции и т. д.
Стихи Брюсова перекликались со стихами сверхурбаниста В. Маяковского. Брюсов писал:
Ах, не так ли Египты, Ассирии,
Римы, Франции, всяческий бред, —
Те империей, те утлее, сирее, —
Все в былом, в запруду, в запрет.
Так в великом крушеньи (давно ль оно?)...
Брюсов пытается предрекать падение и разрушение городов как порочного пространства, но у него это получается хуже, чему Маяковского или, например, Блока.
Протест против бездушия городской цивилизации приводил Брюсова к раздумьям о природе, оздоравливающих начал которой поэт не признавал в своем раннем творчестве. Теперь он ищет в природе утраченную современным человеком цельность и гармоничность бытия. Но следует отметить, что его «природные» стихи значительно уступают его урбанистической лирике.
С большой художественной силой миру растворенной в городе пошлости противостоит у Брюсова поэзия любви. Стихи о любви сгруппированы, как и стихи на другие темы, в особые смысловые циклы — «Еще сказка», «Баллады», «Элегии», «Эрот, непобедимый в битве», «Мертвые напевы» и др. Но мы не найдем в стихотворениях этих циклов напевности, душевного трепета, легкости. У Брюсова любовь — всепоглощающая, возведенная до трагедии, «предельная», «героическая страсть». За Брюсовым, как известно, всю жизнь влачился темный хвост различных сплетен и слухов. Он появлялся в самых шумных ресторанах, имел романы с известными дамами.
Во времена новых революционных преобразований в городе наступила довольно неуютная и тревожная жизнь, нищета была всеобщей. Но Брюсов относился к этому с присущим ему сарказмом. Недаром в свое время было написано:
Прекрасен в мощи грозной власти
Восточный царь Ассаргадон,
И океан народной страсти,
В щепы дробящий утлый челн.
В поэзии Брюсова город неотделим от его личности, и в трагедийности города прежде всего чувствуется трагедия самого автора, для которого нередко трагедии превращаются в фарс:
Вновь я хочу все изведать, что было,
Ужас и скорбь, и любовь!..
Мне кажется, что отобразить трагедийный мир современного города Брюсову удалось более полно в его знаменитом цикле стихотворений «В стенах»:
Словно нездешние тени,
Стены меня обступили.
думы былых поколений!
В городе я как в могиле.
Здания — хищные звери
С сотней несытых утроб!
Страшны закрытые двери:
Каждая комната — гроб!
Или еще:
Мы дышим комнатною пылью,
Живем среди картин и книг...
Поэт с живой страстью откликался на все важнейшие события современности. В начале века русско-японская война и революция 1905 года становятся темами его творчества, во многом определяют его взгляд на жизнь и искусство. В те годы поэт заявлял о своем презрении к буржуазному обществу, но и к социал-демократии проявлял недоверие, считая, что она посягает на творческую свободу художника. Однако в революции Брюсов видел не только стихию разрушения, он воспевал счастливое будущее «нового мира» как торжество демократии, «свободы, братства, равенства («К счастливым», 1904—1905), славил певцов борьбы:
Поэт — всегда с людьми, когда шумит гроза,
И песня с бурей — вечно сестры...
Стихи Брюсова о первой русской революции, наряду со стихами Блока, являются вершинными произведениями, написанными на эту тему поэтами начала века.
А вот в годы реакции поэзия Брюсова уже не поднимается до высокого жизнеутверждающего пафоса. Перепеваются старые мотивы, усиливается тема усталости и одиночества:
Холод, тело тайно сковывающий,
Холод, душу очаровывающий...
Все во мне — лишь смерть и тишина,
Целый мир — лишь тверды и в ней луна.
Гаснут в сердце невзлелеянные сны,
Гибнут цветики осмеянной весны...
Но и в этот период творчества поэт продолжает славить человека-труженика, искателя и созидателя, верит в будущее торжество революции.
Послеоктябрьские стихи Брюсова открывают последний период его литературного пути, представленный сборниками «В такие дни», «Миг», «Дали». Поэт ищет новые художественные формы для выражения нового поворота в своем мировоззрении и воссоздания в искусстве революционной действительности («Третья осень», «К русской революции»). В сборниках «Дали» и «Меа» Брюсов представляет образцы научной поэзии» («Мир электрона», «Мир N-измерений» и др.)
Оригинальное художественное творчество Брюсова не ограничивается стихами. Зная основные классические и европейские языки, Брюсов активно занимался переводами. Он переводил Метерлинка, Верлена, Гюго, Эдгара По, Верхарна, Райниса, финских и армянских поэтов.
В Брюсове помимо дара художника жил неукротимый дух исследователя, который искал рационалистические «ключи тайн» к самым сокровенным человеческим чувствам, а также стремился понять причины рождения новых форм в искусстве, логику их развития. Брюсов внес значительный вклад в русскую культуру; современные читатели благодарны этому человеку и поэту зато, что он своим творчеством создавал эпоху «серебряного века», эпоху блистательных достижений русской поэзии.
| < Предыдущая |
|---|
