Большой Бейсуг

Трактовка как главных героев романа, так и замысла самого Тургенева встречается разная. Именно поэтому сле­дует критически относиться к этим рассуждениям, и в частности, к трактовке Писарева.

Принято считать, что основная расстановка сил ро­мана отражена в противостоянии Базарова и Павла Петровича Кирсанова, так как именно они ведут полемику на различные темы — о нигилизме, аристократизме, прак­тической пользе и прочем.

Однако Павел Петрович ока­зывается несостоятельным оппонентом для Базарова. Все слова Павла Петровича — лишь «слова», так как не подкреплены никаким действием. Он, по существу, такой же доктринер, как и Базаров. Вся его предшествующая жизнь представляла собой прямой путь сплошных удач, данных ему по праву рождения, но первая же трудность — неразделенная любовь — сделала Павла Петровича ни на что не способным. Убеждений, как справедливо отме­чает Писарев, у Павла Петровича нет, в качестве убеж­дений он пытается «протащить» принципы, причем по­нятые на свой манер. Все они сводятся к соблюдению внешних приличий и усилиям, направленным на то, чтобы считаться джентльменом. Форма без содержания — в этом суть Павла Петровича (это ярко прослеживается в опи­сании его кабинета, а затем в том, что в качестве симво­ла России Павел Петрович держит на столе пепельницу в форме «мужицкого лаптя»).

Таким образом, Павел Петрович оказывается совер­шенно несостоятельным оппонентом Базарову. Настоящий оппонент вождю нигилистов — Николай Петрович Кирсанов, хотя он и не вступает в словесные баталии с Базаровым. Все его мироощущение, лишенное внешней вычурности поведение, но вместе с тем душевная широта противостоят всеотрицанию нигилистов. Павла Петрови­ча во всем интересует лишь внешняя сторона вещей. Он толкует о Шиллере, о Гете, хотя вряд ли удосужился их прочесть, его суждения самонадеянны и поверхностны.

Но то же самое можно сказать о Базарове! То же при­страстие к «внешним эффектам» (бакенбарды, балахон, развязные манеры и прочее) и та же «неорганичность» с окружающим его миром. Связь Базарова и Павла Петро­вича не только внешняя, но и генетическая: Базаров от­рицает все то уродливое и недееспособное, что есть в Павле Петровиче, но в этом отрицании впадает в крайность, а крайности, как известно, сближаются, и именно поэтому между Базаровым и Павлом Петровичем так много обще­го. Таким образом, Базаров - порождение пороков стар­шего поколения, философия Базарова — это отрицание жизненных установок «отцов», которые те успели изряд­но дискредитировать, Базаров — это тот же Павел Пет­рович, только с точностью до наоборот.

Тургенев показывает, что на отрицании нельзя пост­роить абсолютно ничего, в том числе и философии, сама жизнь неизбежно опровергнет ее, потому что суть жизни состоит в утверждении, а не в отрицании. Нико­лай Петрович Кирсанов мог бы поспорить с Базаровым, но он прекрасно понимает, что его аргументы не будут убедительны ни для Базарова, ни для брата. Оружие пос­ледних в споре — логика, софистика, схоластика. То зна­ние, которым обладает Николай Петрович, нельзя пере­дать словами, человек должен его сам почувствовать, выстрадать. То, что он мог бы сказать о гармоничном существовании, о единении с природой, о поэзии, — для Базарова и для Павла Петровича пустой звук, потому что для понимания всех этих вещей нужно иметь разви­тую душу, которой ни у «уездного аристократа», ни у «предводителя нигилистов» нет.

Это в состоянии понять сын Николая Петровича Ар­кадий, который, в конце концов, приходит к выводу о несостоятельности идей Базарова. В немалой степени Ба­заров сам способствует этому: Аркадий понимает, что Базаров не только не уважает авторитеты, но и окружающих, что он никого не любит. Трезвый житейский ум Кати ему больше по сердцу, чем холодная схоластика Базарова. Весь дальнейший путь Базарова, описанный в романе, — опровержение его нигилистической доктри­ны. Базаров отрицает искусство, поэзию, поскольку не видит в них никакого проку. Но после того как влюбля­ется в Одинцову, понимает, что это не так. По его сове­ту Аркадий отнимает у отца томик Пушкина и подсовы­вает немецкую материалистическую книжку. Именно Базаров высмеивает игру Николая Петровича на вио­лончели, восхищение Аркадия красотами природы. Од­нобоко развитая личность Базарова не в состоянии по­нять всего этого.

Однако для него еще не все потеряно, и это прояв­ляется в его любви к Одинцовой. Базаров оказывается человеком, а не бездушной машиной, которая способна лишь ставить опыты и резать лягушек. Убеждения Ба­зарова вступают в трагическое противоречие с его че­ловеческой сущностью. Отказаться от них он не может, но не может и задушить в себе проснувшегося . человека. Для Базарова нет выхода из создавшегося положения, и именно поэтому он умирает. Смерть Ба­зарова — это смерть его доктрины. Перед лицом неизбежной гибели Базаров отметает все наносное, второ­степенное, чтобы оставить самое главное. И этим глав­ным оказывается то человеческое, что в нем есть, — любовь к Одинцовой.

Тургенев на каждом шагу опровергает Базарова. База­ров заявляет, что природа не храм, а мастерская, — и тут же следует великолепный пейзаж. Картины приро­ды, которыми насыщен роман, подспудно убеждают читателя в совершенно обратном, а именно, что природа — храм, а не мастерская и что только жизнь в гармонии с окружающим миром, а не насилие над ним может прине­сти человеку счастье. Оказывается, что Пушкин и игра на виолончели в абсолютном измерении гораздо важнее всей «полезной» деятельности Базарова.

Кроме того, Тургенев сумел показать в образе Базаро­ва и очень опасные тенденции — крайний эгоцентризм, болезненное самолюбие, непоколебимую уверенность в соб­ственной правоте, претензию на обладание абсолютной истиной и готовность в угоду своей идее проводить наси­лие (разговор Павла Петровича с Базаровым, когда пос­ледний заявляет, что готов идти против своего народа, что их, нигилистов, не так мало, что если их сомнут, то «туда нам и дорога», но только «еще бабушка надвое сказала» и т. д.). Тургенев увидел в своем герое ту «бе­совщину», о которой позже будет писать Достоевский («Бесы»), но привел его все-таки g общечеловеческому началу, а идеи нигилизма — к развенчанию.

Не случайно после смерти Базарова не остается его последователей. На бесплодной почве нигилизма взраста­ют только такие' пародии на людей, как Кукшина и Сит­ников. В последней сцене — описании сельского кладби­ща и родителей, приходящих на могилу сына, — вечная природа, на спокойствие которой посягал Базаров, даст «нигилисту» последнее успокоение. Все второстепенное, что придумал беспокойный и неблагодарный сын приро­ды — человек, — остается в стороне. Только природа, которую Базаров хотел превратить в мастерскую, да ро­дители, давшие ему жизнь, с которой он так неразумно обошелся, окружают его. Ужасно, когда молодое поколе­ние менее нравственно, чем предыдущее. Поэтому про­блема «отцов и детей!» живет и сейчас, приобретая не­сколько другое направление.