Большой Бейсуг

Чехов одушевлял все, чего касался
глазом: его пейзаж не менее психоло­гичен,
чем люди...
Л. Н. Андреев

В конце XIX века в русской литературе широкое рас­пространение получили рассказы и небольшие повести, при­шедшие на смену романам Тургенева, Достоевского, Тол­стого. Активно использовал форму короткого произведения и А. П. Чехов. Ограниченность объема повествования тре­бовала от писателя нового подхода к слову. В ткани новел­лы не было места многостраничным описаниям, простран­ным рассуждениям, раскрывающим авторскую позицию.

В связи с этим исключительно важным оказывается выбор детали, в том числе детали пейзажа, который не исчез со страниц даже самых маленьких зарисовок зрелого Чехова.

Изображение жизни не могло быть полным без описа­ний природы, но это не единственная причина использо­вания их автором. Пейзаж создает эмоциональный фон, на котором развертывается действие, подчеркивает пси­хологическое состояние героев, придает рассказанным историям смысл.

Для описания природы Чехов пользуется простыми и привычными приметами, часто ограничиваясь лишь од-ной-двумя фразами. Так, например, в рассказе «О люб­ви» пейзаж вводится только в начале новеллы: «Теперь в окна было видно серое небо и деревья, мокрые от дож­дя...*, и в самом конце: «...дождьперестал, и выглянуло солнце». Но, несмотря на скупость изобразительных средств, каждое событие оказывается ассоциативно свя­зано с конкретными временами года, суток и погодой, потому что природа всегда так или иначе соотносится с настроением чеховских героев. Счастье учителя словес­ности из одноименного рассказа соединено в нашем вос­приятии с «дивно хорошим» летом, а внутренние переживания героя рассказа «Ионыч», доктора Старцева, ждущего свидания с Котиком, неотделимы от ночного кладбищенского пейзажа.

Короткий штрих в описании состояния природы мо­жет изменить на противоположное впечатление от про­изведения, придать отдельным фактам дополнительное значение, по-новому расставить акценты. Так, выг­лянувшее в конце упоминавшегося уже рассказа «О люб­ви» солнце заставляет нас обрести надежду на преодоле­ние людьми своей несвободы. Без этой детали произведе­ние оставляло бы ощущение такой же безысходности, какая заключена в словах, завершающих рассказ «Кры­жовник»: «Дождь стучал в окна всю ночь». Описание, «грустной августовской ночи» в «Доме с мезонином» со­здает предчувствие чего-то недоброго, хотя в тот момент мы не знаем, что пока еще счастливым влюбленным при­дется расстаться. Картина однообразно и глухо шумяще­го, равнодушного моря, изображенная в рассказе «Дама с собачкой», перебивает ход мыслей читателя, напоми­ная о высших целях бытия, о «человеческом достоинстве*.

Сохраняя традиционную функцию пейзажа, необходи­мого для раскрытия характеров героев, Чехов пользует­ся приемом параллельного описания природы и душев­ного состояния персонажей. Когда Никитин, учитель сло­весности, чувствовал на душе неприятный «осадок», «шел дождь, было темно и холодно». Неуютность холодного темного леса с протянувшимися по лужам ледяными иг­лами соответствует тоскливым мыслям студента Ивана Великопольского, в то время как вид родной деревни, освещенной багровой полосой зари, возникает тогда, ког­да герой охвачен «сладким ожиданием счастья». Мягкий лунный свет отвечает трепетному состоянию уже упоми­навшегося Старцева, подогревает в нем страсть; луна ухо­дит за облака, когда тот теряет надежду и на душе его становится темно и мрачно. Чудный романтический пей­заж, нарисованный рассказчиком «Дома с мезонином», превращается в унылый вид местности, где взамен цветущей ржи и кричащих перепелов появляются «коровы и спутанные лошади», когда «трезвое, будничное настрое­ние овладело» героем.

Кроме углубления психологического анализа пейзаж необходим для более образной характеристики обстанов­ки, в которой разворачиваются события. В описании ме­ста действия повести «Палата № 6» лес репейника и кра­пивы, торчащие из забора острия гвоздей напоминают о колючей проволоке, подчеркивают сходство больницы с тюрьмой, предваряя рассказ о несвободе человека.

Духовному плену, в котором пребывают герои многих рассказов Чехова, противостоит чувство свободы, порожда­емое образами родной природы. Бескрайний пейзаж, вызы­вающий мысли о величии и красоте родной земли в расска­зе «Крыжовник», контрастирует с описаниям ограничен­ного мирка Николая Ивановича Чимши-Гималайского. После изображения суеты душной и тесной жизни «в футляре», в которую оказался погружен целый город, запуганный неле­пым Беликовым так, что даже погода во время его похорон заставляет быть всех в калошах и с зонтами, в рассказе «Человек в футляре» вдруг, как окно в другой мир, возни­кает прекрасная сельская, залитая лунным светом карти­на» от которой веет свежестью и покоем.

Пейзаж полон жизни там, где есть возможность про­света в тусклом коловороте будней. Внезапное прозрение учителя словесности, пережившего упоение «мещанским счастьем», освещено ярким мартовским солнцем и озву­чено шумом скворцов в саду, поэтому есть надежда, что бегство Никитина от пошлости состоится. Герой расска­за «Дама с собачкой» Гуров видит безжизненный пей­заж: «забор, серый, длинный, с гвоздями», напоминаю­щий нам забор из «Палаты № 6», — и признает себя вечным пленником, которому «уйти и бежать нельзя, точно сидишь в сумасшедшем доме или в арестантских ротах». Тень решетки на полу палаты № 6 усиливает ощущение беспросветности положения доктора Рагина; зато, когда смерть разрывает сети, опутавшие его разум и волю, «стадо оленей, необыкновенно красивых и гра­циозных», проносится перед глазами умирающего, оли­цетворяя прорыв в иную реальность.

Смерть торжествует над жизнью и в повести «Черный монах», пейзаж в которой имеет особенное значение. Ги­бель сада Песоцкого, служащего символом полнокровной, многокрасочной жизни, подчеркивает ужас мира, позво­ляющего быть счастливым только сумасшедшему. На фоне естественной красоты картин русской природы, пронизы-вающих повествование, еще безумнее кажутся мысли ма­гистра Коврина, одержимого манией величия; а осязаемая конкретность каждой детали описания, будь то тропинка во ржи, река на закате или обнаженные корни деревьев, контрастирует с абстракцией черного призрака.

В использовании пейзажа проявляется отношение Че­хова к своим героям. Беликов ни разу не появляется на фоне природы. Николая Ивановича Чимшу-Гималайского окружают «канавы, заборы, изгороди». Это люди, поте­рявшие человеческий облик. Пока в душе доктора Стар-цева теплился огонек, рассказ о его жизни сопровождался описаниями природы; автор даже подарил ему любимый клен в саду. Похожий на языческого бога Ионыч больше не стоит такого подарка. Чем живее душа, тем созвучнее она существу природы. Органично вписаны в пейзаж ста­ринной усадьбы сестры Волчаниновы, героини рассказа «Дом с мезонином», симпатичные автору так же, как и увидевший их рассказчик, сказавшиеся художником-пей­зажистом. Неотделим от пейзажа в рассказе «Крыжов­ник» купающийся под дождем Иван Иваныч, слитность которого с природой подчеркнута движением качающихся на исходящих от него волнах белых лилий. Этому герою доверено высказывать самые близкие автору мысли.

Иван Иваныч, Буркин — хорошие люди. Увиденные их глазами спокойные реалистические пейзажи напомина­ют о прекрасном. Душа лунной ночью «кротка, печальна, прекрасна, и кажется, что и звезды и все благополучно» («Человек в футляре»). «Теперь, в тихую погоду, когда вся природа казалась кроткой и задумчивой, Иван Ива­ныч и Буркин были проникнуты любовью к этому полю, и оба думали о том, как велика, как прекрасна эта страна» («Крыжовник»), «Буркин и Иван Иваныч вышли на бал­кон; отсюда был прекрасный вид на сад и на плес, кото­рый блестел теперь на солнце, как зеркало» («О любви»). Больной, охваченный страхом Коврин видит беспокойный импрессионистский пейзаж: «Бухта, как живая, глядела на него множеством голубых, синих, бирюзовых и огнен­ных глаз и манила к себе» («Черный монах»). Потеряв­шему трезвое мировосприятие Никитину грезится нечто сюрреалистическое: «Тут он увидел дубы и вороньи гнез­да, похожие на шапки. Одно гнездо закачалось, выглянул из него Шебалдин и громко крикнул: «Вы не читали Лес-синга!» («Учитель словесности»).

В рассказах писателя слова «сад», «дождь», «луна», «утро», *осень», «весна» и другие нужны не только для обозначения места и времени действия или погоды. Это символы, позволяющие наполнить произведения глубо­ким философским смыслом. Рассмотрим подробнее неко­торые из таких деталей пейзажа.

Одним из сквозных образов творчества Чехова явля­ется дождь - символ беспросветности будничной жизни, неосуществимости истинного счастья. Непрерывный дождь, с разговоров о котором начинается рассказ «Ду­шечка», так же однообразен и скучен, как и антрепренер Кукин, с чьего лица не сходит выражение отчаяния даже в день счастливой свадьбы. Дождь идет, когда учитель словесности Никитин начинает осознавать мнимость до­ставшегося ему счастья. Вид серого неба и мокрых дере­вьев предваряет повествование героя рассказа «О любви» Алехина о жизни, в которой счастье несовместимо с по­рядочностью. Шумом дождя сопровождается описание уродливого счастья помещика Чимши-Гималайского, до­стигнутого ценой потери живой души. Дождливая погода омрачает день похорон Беликова, ставшего мертвецом еще при жизни. В то же время интеллигентный, философски мыслящий Иван Иваныч, умеющий противостоять рути­не обывательщины, с наслаждением подставляет лицо под ДОЖДЬ.

Образ сада также постоянно присутствует в рассказах Чехова. Это символ добра, красоты, человечности, ос­мысленности существования. Сад полон музыки счастья, это приют влюбленных, где даже тюльпаны и ирисы про­сят, «чтобы с ними объяснились в любви» («Учитель словесности»)- Никитин и Манюся, Коврин и Таня, Ху­дожник и Мисюсь, Старцев и Екатерина Ивановна встре­чаются в садах, когда их души наполнены чистым, искрен­ним чувством. Сад отзывчив к душевному состоянию ге­роев, влияет на их настроение. Утомленный, с расша­танными нервами, Коврин попадает в холодный сад, за­тянутый едким дымом; но «взошло солнце и ярко освети­ло сад», и «в груди его шевельнулось радостное чувство, какое он испытывал в детстве, когда бегал по этому саду» («Черный монах*). Сад требует постоянного ухода, по­этому он символизирует и работу, движение, неразрыв­ную связь поколений: «Но что больше всего веселило в саду и придавало ему оживленный вид, так это постоян­ное движение. От раннего утра до вечера около деревьев, кустов, на аллеях и клумбах, как муравьи, копошились люди с тачками, мотыгами, лейками...» («Черный мо­нах»). В общем, сад — это идеал полноценного бытия: «Когда зеленый сад, еще влажный от росы, весь сияет от солнца и кажется счастливым,... то хочется, чтобы вся жизнь была такою» («Дом с мезонином»)- Поэтому ги­бель сада всегда символизирует смерть.

Символом смерти традиционно считается и луна. Лун­ный свет заливает множество пейзажей Чехова, напол­няя их печальным настроением, покоем, умиротворени­ем и неподвижностью, сходными с тем, что приносит смерть. За рассказом о смерти Беликова следует описа­ние видного до горизонта поля: «и во всю ширь этого поля, залитого лунным светом, тоже ни движения, ни звука». Ковркн, незадолго до смерти любуясь наподненной лунным светом бухтой, поражается согласию цветов, мирному, покойному и высокому настроению. Луна осве­щает холодный труп доктора Рагина, узника палаты № 6. Но наиболее четко мысль о родстве луны и смерти выра­жена в рассказе «Ионыч», когда Старцев видит кладби­щенский «мир, где так хорош и мягок лунный свет, точ­но здесь его колыбель», где «веет прощением, печалью и покоем».

Луна — многозначный символ. Отразившись в воде, она вызывает в душе прилив темной страсти, изменяет мироощущение, омрачает рассудок. В сумраке появляет­ся перед Ковриным на берегу реки Черный монах, и его «бледное, страшно бледное, худое лицо» могло оказаться выглянувшей из-за туч луной. Если сад был символом светлой, возвышающей человека любви, то луна толкает к запретному чувству, побуждает к неверности. В расска­зе «Дама с собачкой» Гуров с Анной Сергеевной делают первые шаги навстречу друг другу, поражаясь необычно­му сиреневому морю с идущей по нему от луны золотой полосой. Ольга Ивановна из рассказа «Попрыгунья», за­чарованная «лунным блеском», бирюзовым цветом воды, «какого она раньше никогда не видела», решается на измену мужу. Неопытная Аня, героиня рассказа «Анна на шее», делает первый шаг на пути испорченной кокет­ки, когда «луна отражалась в пруде». Эротические фан­тазии овладевают возбужденным лунным светом Старце-вым: «...перед ним белели уже не куски мрамора, а пре­красные тела, он видел формы, которые стыдливо прята­лись в тени деревьев, ощущал тепло, и это томление ста­новилось тягостным...» («Ионыч»).

Так просто, естественно, немногословно Чехов рисует в своих рассказах пейзажи, не только составляющие еди­ный и стройный образ русской земли, но и обогащающие произведения неисчерпаемой глубиной смысла.