Большой Бейсуг

Одна из главных тем творчества Чехова.— разоблаче­ние «пошлости пошлого человека», особенно в быту и настроениях интеллигенции. Тема «Ионыча» - изобра­жение мертвенной силы обывательщины и пошлости. Чехов рассматривает историю образованного, дельного врача Дмитрия Ионыча Старцева, превратившегося в провинциальной глуши в нелюдима и черствого эгоиста.

Что плохого в том, что человек хочет заработать много де­нег, стремится к материальному благополучию, как док­тор Старцев? Что дурного, если он хотел служить одно­временно в земстве и иметь большую практику в городе? Но, читая рассказ «Ионыч», мы понимаем, как деньги могут постепенно и незаметно вытеснить в человеке его живую душу.

Действие рассказа развивается на фоне провинциаль­ного городка с его однообразной и скучной обыватель­ской жизнью. Показывая постепенное перерождение сво­его героя, Чехов дает только переломные эпизоды его жизни, три нисходящие ступени.

В начале рассказа Дмитрий Ионыч Старцев был на­значен врачом в земскую больницу в Дялиже, в девяти верстах от губернского города С. Это юноша с желанием работать, приносить пользу. Он молод, полон сил и «еще... не пил слез из чаши бытия...» Он любит труд и свою профессию доктора. Старцев по своему развитию и интересам много выше городских обывателей. Он спосо­бен к искренним чувствам, любви, понимает поэзию при­роды, ему доступны романтические настроения. Позна­комившись с семьей Туркиных, самой интеллигентной в городе, по мнению обывателей, он не чувствует ни по­шлости, ни амбициозности Туркиных, потому что в мыс­лях у него только работа.

Но уже тогда Чехов намеками указывает на те черты своего героя, которые получат развитие и затем превратят его в «15эныча», прежде всего — практицизм и рас-четливость.

Работы в больнице много, и Старцев никак не может выбрать время для посещения вечеров у Туркиных. Одна­ко молодость берет свое: приходит любовь к Екатерине Ивановне (Котику, как звали ее в семье). Вера Иосифовна, которой помог Старцев, стала рассказывать всем, какой это удивительный доктор. Начало карьере было положе­но. С этого и начинается нравственное падение Старцева.

Удивительно, как тонко использует Чехов описания природы для характеристики молодого, полного сил док­тора и ожиревшего, безразличного ко всему на свете, кроме банковских билетов. Любовь наполняет его счастьем, му­зыкой. Вся первая глава наполнена весенней свежестью, запахом сирени. Краски весны, звуки музыки... Легко и свободно идет он девять верст и готов пройти еще двад­цать. Но это чувство оказалось за все время его жизни в Дялиже «единственной радостью и... последней». Ради своей любви он готов, казалось бы, на многое... Но когда Котик отказала ему, возомнив себя блестящей пианист­кой, и уехала из города, он страдал... всего три дня. А потом все пошло по-прежнему. Вспоминая же о своих ухаживаниях и высоких рассуждениях («О, как мало зна­ют те, которые никогда не любили!»), он только лениво говорил: «Сколько хлопот, однако!»

Мажорный тон первой главы сменяется минорными тонами второй.

Осенние мотивы — грусть, тишина, темнота, — эмо­ционально углубляясь, переплетаются, нарастают, сли­ваются в одно целое и звучат, как нежный и задумчивый ноктюрн: тихо, грустно.

Это начало заката его молодости, крах его веры в свое счастье, охлаждение к своему делу, первые признаки ду­шевной лени. Старцев без борьбы сдает свои позиции. Его мысли становятся серы и прозаичны.

Был у Старцева идеал, цель в жизни — и жизнь ему улыбалась. Ушел идеал, стал Старцев жить «единым хлебом». И что же вышло? Вышел «языческий бог», а чело­век пропал. Все серо, скучно, буднично. Невозвратимо ушло прошлое.

Прошло насколько лет. Что они принесли Старцеву? Большую практику в городе, тройку лошадей с бубенца­ми... и одышку. Сам он «пополнел, раздобрел, неохотно ходит пешком». Его неизменный спутник Пантелеймон, своеобразный двойник своего барина, тоже пополнел. Всем существом Старцева овладевает дух жадного и бессмыс­ленного стяжательства, он утрачивает, наконец, образ и подобие человеческое. Чехов показал, как рушатся меч­ты Старцева, как превращается он в обывателя. Вот вехи на жизненном пути, которыми обозначено карьерное пре­успевание С!тарцева.

«У него была уже своя пара лошадей и кучер Панте­леймон в бархатной жилетке».

Проходит четыре года — и новая веха на пути Стар­цева к карьере: «В городе у Старцева была уже большая практика. Каждое утро он спешно принимал больных у себя в Дя-лиже, потом уезжал к городским больным, уезжал уже не на паре, а на тройке с бубенчиками».

Еще несколько лет — и последняя фаза перерождения Старцева, обозначенная последней вехой: «Старцев еще больше пополнел, ожирел, тяжело дышит и уже ходит, откинув на«ад голову. Когда он, пухлый, красный, едет на тройке с бубенчиками... то картина бывает внушитель­ная, и кажется, что едет не человек, а языческий бог».

Это медленное прижизненное умирание человека в че­ловеке протекает на фоне бессодержательной обыватель­ской жизни, властно затягивающей всех в свое болото. Старцеву уже не жаль молодости, любви, несбывшихся надежд. «А хорошо, что я тогда не женился», — думает он. Теперь его работа — нажива. Он думает уже только о деньгах.

От развлечений Старцев уклонялся, зато играл в винт каждый вечер, и не просто играл, а наслаждался. Появилось еще и другое наслаждение — по «вечерам выни­мать из кармана бумажки, считать их, копить, отвозить их потом в «Общество взаимного кредита» и класть на текущий счет.

Какая бездна падения! Доктор с удовольствием выни­мает из всех карманов бумажки, от которых «пахнет ду­хами и уксусом, и ладаном, и ворванью». Считает их и наслаждается. Барон у Пушкина читает на своих дубло­нах горестные повести о людях, для Старцева же его бумажки немы: он потерял вкус к жизни. Зовут его те­перь просто Ионычем. Жизненный путь завершен.

В молодости он наслаждалсяприродой, любовью, жаж­дал встречи с любимой. А теперь? Игра в карты, стяжа­тельство. Интерес к делу уступил место интересу к день­гам: «У него много хлопот, но все же он не бросает зем­ского места: жадность одолела, хочется поспеть и здесь и там».

Почему Старцев разлюбил свое дело? Что было при­чиной духовного оскудения Старцева? На все эти вопро­сы автор ответил в эпилоге новеллы.

В четвертой главе автор судит общество города С. ус­тами Старцева, а в пятой главе (эпилоге) он произносит приговор самому Старцеву: «...он без церемоний идет в этот дом и, проходя через все комнаты, не обращая вни­мания на неодетых женщин и детей, которые глядят на него с изумлением и страхом, тычет во все двери палкой и говорит: "Это кабинет? Это спальня? А тут что?" И при этом тяжело дышит и вытирает пот со лба».

Почему же Дмитрий Старцев из горячего юноши пре­вратился в ожиревшего, жадного и крикливого Ионыча? Среда виновата? Да, жизнь однообразна, «проходит тус­кло, без впечатлений, без мыслей». Но виноват и сам доктор, который'растерял все лучшее, что было в нем, променял живые чувства на сытое, самодовольное суще­ствование. В душе его не осталось уважения даже к един­ственному светлому воспоминанию — бывшей любви. Че­хов дает понять это одной фразой Ионыча, когда тот переспрашивает: «Это вы яро каких Туркиных? Это про тех, что дочка играет на фортепьянах?». Как будто и не было любви!

«Вот и все, что можно сказать про него», — заканчи­вает автор грустную повесть жизни Старцева, навсегда прощаясь со своим героем, но ничего не прощая ему.

Изображая падение Старцева под влиянием пошлости и мещанства, Чехов призывает не попадать под их власть, сопротивляться губительному влиянию среды, в которой эти пороки являются доминантами, и постараться сохра­нить в себе все хорошее и благородное, что бы отличало в тебе человека.

Умение показать малое в большом и сочетание сатиры с элегичностью — вот главные приемы, с помощью кото­рых в рассказе автор обличает пошлость, тупость, грязь обывательщины, способные усыпить и чуть ли не умерт­вить даже умного и культурного человека. Конечно, сами по себе такие авторские приемы создания элегического настроения в рассказе не новы. Новизна же заключается в их слиянии. В этом чеховская самобытность и ориги­нальность. Своим творчеством автор неустанно добивает­ся прямого воздействия на ум и сердце интеллигенции, призывая ее к честному и самоотверженному труду, к сближению с народом, разоблачая эгоизм, лень и тру­сость как проявления ненавистного ему рабства.

«Скучная история», «Учитель словесности», «Чело­век в футляре», «Палата № 6», «Ионыч» и многие дру­гие рассказы Чехова — все это воззвание к душам и умам русской интеллигенции. Не случайно его творчество име­ет глубокий отклик в сердцах наших современников именно сейчас, поскольку сегодня как никогда остро встал воп­рос о возрождении духовности нации и народа.