Большой Бейсуг

27.02.1902 г. №16

Современник первого появления комедии Г о г о л я  Ревизор" на русской сцене, профессор Никитенко, под свежим её впечатлением, отметил в своем дневнике: "Комедия Г о г о л я "Ревизор" наделала много шуму. Её беспрестанно дают - почти через день. Государь (Николай I) был на первом представлении, хлопал и много смеялся. Я попал на третье представление. Была Государыня с Наследником и Великими Княжнами. Их эта комедия тоже много тешила. Государь даже велел министрам ехать смотреть "Ревизора". Впереди меня, на креслах, сидели граф Чернышов (военный министр) и граф Канкрин (министр финансов). Первый выражал своё полное удовольствие; второй только сказал: "Стоило ли ехать смотреть эту глупую фарсу".

"Многие полагают, что правительство напрасно одобряет эту пьесу, в которой оно так жестоко порицается. Я виделся с Гоголем. Он имеет вид великого человека, преследуемого оскорбленным самолюбием. Впрочем, Гоголь действительно сделал важное дело. Впечатление, производимое его комедией, много прибавляет к тем впечатлениям, которые накопляются в умах от существующего у нас порядка вещей".

С тех пор, когда написаны эти строки, прошло около семидесяти лет. Типы, выведенные Г о г о л е м  в "Ревизоре", - по крайней мере, в том архаическом виде, в каком они выведены в этой комедии, - отошли уже в область преданий; в настоящее время они настолько изменили свой наружный облик, что подчас нужно очень пристально всматриваться, чтобы под безукоризненной наружностью современных нам общественных деятелей рассмотреть всё тех же Держиморд, Земляник и Сквозников - Дмухановских.

Когда эта комедия Г о г о л я  в переводе появилась на парижской сцене, она совсем не имела успеха. Французская публика не могла понять, почему русские так высоко ставят эту комедию. По мнению французов, это даже не комедия, а пустой, нелепый фарс, в котором автор вывел несуществующих в действительность нравственных уродов, до того лишенных общечеловеческих понятий и чувств, что они не стесняются хладнокровно и публично рассуждать о своих грязных делах, за которые единственная достойная их награда - кнут и каторжная работа.

Часть русского после-реформенного поколения, особенно самая юная его группа, держится почти таких же воззрений на комедию Г о г о л я. Она также не в силах понять, чтобы могло когда нибудь существовать целое общество, составленное исключительно из таких нравственных уродов, - общество, в котором не было ни одной светлой личности, на которой можно было бы отдохнуть и успокоиться душой, измученной всей этой гадостью и мерзостью, переполняющею комедию с начала до конца. Юное поколение не может понять, чтобы когда нибудь могли существовать люди, до того лишенные всяких нравственных идеалов, понятий и чувств, в том числе и чувства человеческого достоинства, что были в состоянии жить и не задыхаться в той нравственной клоаке, которую рисует Г о г о л ь.

Мы, люди старшего поколения, настолько уже присмотрелись ко всему, что совершалось и совершается пред нашими глазами, настолько уже обтерпелись, что наша восприимчивость потеряла отчасти свою интенсивность, и потому типы Г о г о л я не производят на нас того удручающего впечатления, какое производят они на юную, свежую душу. Нам даже отчасти странно и непонятно, что молодежь не не понимает таких простых и обыденных вещей, которые являлись некогда общим обыденным фактом целого жизненного строя. Известно, что к тюрьме можно привыкнуть. На свежего же человека тюремный воздух действует убийственно; а для того, кто родился и вырос в тюрьме, кто, кроме тюрьмы, ничего другого не знает и другого воздуха, кроме тюремного , не нюхал, - он является естественной атмосферой. Сила привычки так громадна, что старики - римляне даже говорили: "привычка - вторая натура".

Если бы Сквозняки - Дмухановские, Держиморды и Земляникины, рядом с той атмосферой нравственной клоаки, которою они дышали с детства до могилы, имели резервуар чистого, живительного воздуха, разве они не предпочли бы жить и дышать в этом животворном воздухе? Разве они, по доброй воли, избрали бы для жизни отравленный воздух своей клоаки? Ведь все они - люди не глупые, рассуждающие, настолько сознательно относящиеся к своим выгодам и невыгодам, что, видя и зная лучшее, не могли бы по доброй воли избрать себе худшее. Но вот в чём вопрос: была ли им известна другая, более здоровая нравственная атмосфера?

Если мы присмотримся к ним поближе, мы увидим, что они вовсе не злодеи, не те на самом деле нравственные уроды, из которых создается контингент преступников. Напротив, это всё люди добродушные, благожелательные, услужливые, хлебосольные, верующие в Бога (если не считать маленького тяпкина-ляпкинского вольнодумства), люди, преданные царю и отечеству, отличные семьяне, воспитывающие своих детей в страхе Божьем. Откуда же взялись в них те антипатичные черты, которые так оттолкнули от них и французскую публику, и наше молодое поколение?

Нам говорят: они воры, взяточники, казнокрады. Да, это преступления, и преступления не малые... Но неужели же они в самом деле преступники? Ведь это как-то не вяжется с их добродушием, благожелательностью и всеми прочими добродетелями, которые мы перечислили выше. Да полно, преступники ли они? Если неразумное дитя бессознательно совершило поджог, разве мы станем судить его, как преступника, разве подвергнем его наказанию, как поджигателя? А что, если Сквозняки - Дмухановские, Тяпкины - Ляпкины, Земляники и другие, им подобные, несмотря даже на известную им строгость законов против взяточничества и казнокрадства, действуют так же бессознательно, как то дитя, которое неумышленно совершило поджог?

Чтобы разрешить этот вопрос, нам нужно заглянуть в старое, до-петровское время, в ту отдаленную эпоху, когда слагалось служилое сословие на помощь князьям "княжити и володети" их отчинами и дединами. Князья изстари из приближенных к ним лиц назначали в свои вотчины наместников, тиунов, городничих, старост, дьяков "и деревни им даша и велеша им в суде сидети, правды стеречи". Как они стерегли правду, видно из послания Кирилла Белозерского к князю Можайскому, в котором, между прочим, говорится, что князь "властелин в отчине, от Бога поставлен, люди своя уймати от лихого обычая. Суд бы, господине, судили праведно, поклёпов бы, господине, не было; судьи бы, господине, посулов не имали"...