Большой Бейсуг

Разве могут ее убеждения не быть те­перь
и моими убеждениями?
Ее чув­ства, ее стремления по крайней мере...

Ф. М. Достоевский

В творческой мастерской писателя складывается слож­ный сюжетный замысел, который включает в себя набо­левшие вопросы современной морали, философии. О за­мысле романа «Преступление и наказание» в сентябре 1865 года Достоевский извещает редактора журнала «Рус­ский вестник» М. Н. Каткова, сообщая ему в письме пол­ный план задуманного произведения: «Действие совре­менное, в нынешнем году. Молодой человек, исключен­ный из студентов университета, мещанин по происхожде­нию, и живущий в крайней бедности, по легкомыслию, по шаткости в понятиях, поддавшись некоторым стран­ным «недоконченным» идеям, которые носятся в возду­хе, решился разом выйти из скверного своего положе­ния.

Он решился убить одну старуху, титулярную совет­ницу, дающую деньги на проценты». Почти месяц он про­водит после убийства до окончательной катастрофы. Ни­каких подозрений нет и не может быть. Тут-то и начина­ется весь психологический процесс преступления. Нераз­решимые вопросы встают перед убийцей, неожиданные чувства мучают его сердце. Божия правда, земной закон берет свое, и он кончает тем, что принужден сам на себя донести. Принужден, чтобы, хотя погибнуть на каторге, но вернуться опять к людям; чувство разъединенности с человечеством, которое он ощутил по совершении пре­ступления, замучило его. Закон правды и человеческая природа взяли свое... Преступник сам решает принять муки, чтобы искупить свою вину.

Смысл страданий Родиона в том, что совесть и разум вступили в борьбу между собой. Разум судорожно отста­ивает возможность для Раскольникова быть человеком «высшей породы». Герой всецело полагается на свой рас­судок, на свои «теоретические опоры». Но его подавлен­ный энтузиазм трагически угасает, и герой романа, ре­шительно не совладавший с собой в момент совершения преступления, сознает, что он не старушонку убил, а «самого себя». Совесть оказалась гораздо сильнее разу­ма и, нужно сказать, что еще до убийства процентщицы она оказывала на его поведение большое влияние. Вспом­ним хотя бы размышления Раскольникова после «под­готовительного» визита к Алене Ивановне: он вышел от нее в смущении, несколько раз останавливался на лест­нице и уже на улице воскликнул: «О боже! как это все отвратительно! И неужели, неужели я... нет, это вздор, это нелепость! - прибавил он решительно. - И неуже­ли такой ужас мог прийти мне в голову? На какую грязь способно, однако, мое сердце! Главное: грязно, пакост­но, гадко, гадко!..»

. Так где же настоящий Раскольников — до или после убийства? Сомнений никаких быть не может: и теория, и попытка ее осуществления — это временное заблуждение Раскольникова. Интересно, что повышенная тяга к «делу» у него появилась после письма матери, где она рассказы­вает о намерении его сестры выйти замуж за Лужина. В конце письма она спрашивает: «Молишься ли ты богу, Родя, по-прежнему и веришь ли в благость творца и ис­купителя нашего?»

В письме матери Раскольникова в общих чертах опре­деляется идея вины и возмездия, которая в конечном итоге представляет собой вопрос — с Богом ты или нет? И отсюда уже определяется путь героя — вина, возмез­дие, раскаяние, спасение.

Достоевский ищет резервы исцеления своего героя не только во внешнем воздействии на него (Соня, Разуми-хин, сестра, Порфирий Петрович), но и в нем самом, в его жизненном опыте, в том числе и религиозном, сформировавшем его совесть и нравственность.

После страшного сна о зверском убийстве лошади пья­ными мужиками он обращается к Богу с настоящей молит­вой: «Боже! — воскликнул он, — да неужели ж, неужели ж я в самом деле возьму топор, стану бить по голове, размоз­жу ей череп... буду скользить в липкой, теплой крови, взламывать замок, красть и дрожать; прятаться, весь за­литый кровью... с топором... Господи, неужели?» И в этом же внутреннем монологе несколько далее он вновь взывает к Богу: «Господи! — молил он, — покажи мне путь мой, а я отрекаюсь от этой проклятой... мечты моей».

Став убийцей, Раскольников почувствовал себя разъ­единенным с людьми, оказавшимся вне человечества. Он настороженно и даже виновато смотрит в глаза людям, а иногда начинает их ненавидеть. Убийство, которому он хотел придать идейный вид, сразу же после его соверше­ния предстало перед ним как достаточно обыкновенное, и он, заболев всеми обычными тревогами и предрассудками преступников (вплоть до их притяжения к тому месту, где совершено преступление), начинает лихорадочно пе­ресматривать свои философские выкладки и проверять крепость своих моральных опор. Его напряженные внут­ренние монологи с бесконечными «за» и «против» не ос­вежают и не успокаивают его, психологический процесс приобретает в нем огромный накал.

Достоевский через страдания очеловечивает героя, бу­дит его сознание. Раскольников знакомится с Лужиным и Свидригайловым, видит на их примере возможный путь своего нравственного развития, окажись он сильной лич­ностью, и наконец писатель направляет Раскольникова на путь более близкий его душе — знакомит с Соней Марме-ладовой, носительницей мирового страдания и идеи Бога.

В. С. Соловьев дает в одной из статей о Достоевском четкую психологическую схему духовной эволюции Рас­кольникова, учитывая влияние на героя многих вне­шних и внутренних факторов:   «Но вот вдруг то дело, которое он считал только нарушением внешнего бессмыс­ленного закона и смелым вызовом общественному пред­рассудку, — вдруг оно оказывается для его собственной совести чем-то гораздо большим, оказывается грехом, нарушением внутренней нравственной правды».

Страдания преступной совести у Родиона Раскольнн-кова — это огромная движущая сила, она ведет его к Богу. Причем в это же время энергия самозащиты у него иссякает. С удивительным мастерством Достоевский рас­крывает эту двойственность души героя, добавляя все новые и новые признаки победы совести над разумом.

Любое общение с людьми ранит его все больше и боль­ше, но все сильнее его тянет к Богу. После посещения Разумихиным Раскольников восклицает: «Господи! ска­жи ты мне только одно: знают они обо всем или еще не знают? А ну как уж знают и только прикидываются, дразнят, покуда лежу, а там вдруг войдут и скажут, что все давно уж известно и что они только так... Что же теперь делать? Вот и забыл, как нарочно; вдруг забыл, сейчас помнил!..»

После знакомства с Соней Мармеладовой начался но­вый этап в духовном развитии Раскольникова. Не отка­завшись от своей «идеи», он стал все больше и больше погружаться в атмосферу божественного сострадания, са­моотречения, чистоты, олицетворением и носительницей чего была Соня.

Вспомним несколько эпизодов из романа, происшед­ших с Раскольниковым после поминок Мармеладова, где происходило его первое общение с Соней.

«Он сходил тихо, не торопясь, весь в лихорадке и, не сознавая того, полный одного, нового, необъятного ощу­щения вдруг прихлынувшей полной и могучей жизни. Это ощущение могло походить на ощущение приговорен­ного к смертной казни, которому вдруг и неожиданно объявляют прощение».

Это настоящее начало воскресения Раскольникова. Соня вернула ему веру в жизнь, веру в будущее. Раскольников впервые получил урок бескорыстной христи­анской любви, любви к грешникам. Впервые какое-то время он жил божественной стороной своей натуры. Окон­чательная духовная перестройка Раскольникова еще впе­реди, еще много раз ему нужно соприкоснуться с такой любовью, освещенной божественным светом. Правда, ду­шевное просветление героя длилось недолго — разбужен­ная жизненная энергия ушла во тьму его заблуждений. Вот реакция Раскольникова на все происшедшее:

«Довольно! — произнес он решительно и торжествен­но, — прочь миражи, прочь напускные страхи, прочь привидения!.. Есть жизнь! Разве я сейчас не жил? Не умерла еще моя жизнь вместе со старою старухой! Царство ей небесное и — довольно, матушка, пора на покой!»

После знакомства Раскольникова с Соней Мармеладо-вой ее образ стремительно вырастает в своей моральной яркости. Драма ложной мысли постепенно завершается надеждой на искупление и успокоение совести ценой стра­дания. Настоящей героиней романа становится Соня — носительница истинно христианских идей милосердия, любви, смирения и святости страдания. Великая религи­озная мысль скрывается в этой «отверженной» девушке с бледным и худеньким личиком.

И что чрезвычайно важно, что определяет дальней­шую судьбу Родиона Раскольникова и что единственно могло лишить его теоретических идей и подавляющей зачастую власти разума над ним — общение с Соней. Оно в дальнейшем заставляет Раскольникова смотреть на свое преступление не как на предмет юридического разбира­тельства, не как на реализацию социально-философских выдумок, а как на нарушение нравственных норм, нару­шение божественных установок. Постепенно происходит своеобразное «обезоруживание» бесовского рационально­го начала у героя.

Нужно сказать, что Раскольников двойственно отно­сился к жертвенности Сони. Логика его рассуждений была проста — Соня понапрасну умертвила себя, ее жертва и вера в помощь Бога совершенно бессмысленны. Но в про­цессе диалога на эту тему у Расколыгакова возникает ощу­щение, что Соня знает что-то такое, чего ему не понять, его своеобразное злорадство по поводу ее жизни и религи­озных представлений было нужно ему самому — это его сопротивление духовному воздействию Сони, его стрем­ление отстоять свои прежние позиции, но вдруг, возмож­но, неожиданно для него самого происходит какая-то необъяснимая «сдачапозиций»:

«Он все ходил взад и вперед, молча и не взглядывая на нее. Наконец подошел к ней; глаза его сверкали. Вдруг он весь быстро наклонился и, припав к полу, поцеловал ее ногу...

— Что вы, что вы это? Передо мной! — пробормотала она, побледнев, и больно-больно сжало вдруг ей сердце. Он тотчас же встал.

— Я не тебе поклонился, я всему страданию челове­ческому поклонился...»

Поклонение страданию человеческому — это уже хри­стианское движение души, поклонение «твари дрожащей» — это уже не прежний Раскольников.

Наиболее значимым эпизодом «Преступления и нака­зания» является тот, в котором Соня Мармеладова чита­ет Раскольникову описание одного из главных чудес, со­вершенных Христом, описываемых в Евангелии, — о вос­крешении Лазаря. «Иисус сказал ей: Я есть воскресение и жизнь; верующий в Меня, если и умрет, оживет, и всякий живущий и верующий в Меня не умрет вовек. Веришь ли сему?» Соня, читая эти строки, думала о Рас-кольникове: «И он, он — тоже ослепленный и неверую­щий, — он тоже сейчас услышит, он тоже уверует, да, да! Сейчас же, теперь же». Раскольников, совершивший злодеяние, должен уверовать и покаяться.

Это и будет его духовным очищением, «воскресением из мертвых». Дрожа и холодея, повторяла Соня строки из Евангелия; «Сказав сие, воззвал громким голосом: Лазарь, иди вон. И вышел умерший». Именно после этого эпизода Раскольников предлагает Соне «идти вместе», совершает покаяние на площади, является с повинной.

Только на каторге Родион Раскольников нашел «свою веру» в спасительной для человечества любви и уже от­сюда — в необходимости и спасительности духовного со­вершенствования каждого отдельного человека. Любовь привела его к Богу. Вот этот эпизод, который заключает путь Раскольникова из преступного настоящего в новое будущее: «Как это случилось, он и сам не знал, но вдруг что-то как бы подхватило его и как бы бросило к ее ногам. Он плакал и обнимал ее колени. В первое мгнове­ние она ужасно испугалась, и все лицо ее помертвело. Она вскочила с места и, задрожав, смотрела на него. Но тотчас же, в тот же миг она все поняла. В глазах ее засветилось бесконечное счастье; она поняла, и для нее уже не было сомнения, что он любит, бесконечно любит ее и что настала же наконец эта минута...»

Достоевский «преодолевает» время в момент раская­ния и начала перерождения Раскольникова, когда семь лет каторги, большой срок, делаются кратким мгновени­ем в ожидании свободы и новой жизни.

Таким образом, поэтика романа подчиняется одной главной и единственной задаче — воскресению Расколь­никова, избавлению «сверхчеловека» от преступной тео­рии и приобщению его к миру остальных людей.

Как опытный проводник, знающий единственную и вер­ную дорогу, ведет Достоевский читателей через лабиринт совести Раскольникова. И надо быть предельно вниматель­ным и духовно зрячим при чтении «Преступления и нака­зания», обращая внимание буквально на все, чтобы уви­деть в конце ту свечу, которую держит Достоевский.

Достоевского давно нет в живых. Но все им написан­ное остается достоянием человечества. Мировая литера­тура немыслима без Достоевского, многое в его творче­стве обращено в будущее, к духовному возрождению все­го человечества.